Месяц: Июль 2017

Киевское представительство Университета Сингулярности — это вам не пирожки печь. 3D-принтинг, искусственный интеллект, поведенческая экономика, инновации — всё, о чем вы даже подумать не могли, а у Игоря Новикова это обычные слова-паразиты. Будущее уже здесь, у нас, чувствуете?— Что такое сингулярность? Википедия даёт много ответов, но какой из них подходит?

— Вообще это момент, когда законы перестают действовать. Университет называется университетом Сингулярности, потому что мы занимаемся инновациями, среди них, естественно,  есть развивающиеся по закону ускоряющейся отдачи компьютеры и искусственный интеллект. Так вот, прогнозируют, что через лет 30 искусственный интеллект будет настолько быстро «соображать», что человеческий банально за ним не успеет. За этот горизонт мы никак не сможем заглянуть. Это и подразумевается у нас под сингулярностью.

— Расскажи об университете Сингулярности в Украине?

— Сейчас в мире университет Сингулярности уже открыл два полноценных кампуса вне США – в Дании и Голландии, мы себе ставим такую же цель. Конечно, с поправкой на наши реалии. Сейчас мы достраиваем образовательное направление. Программы идут, но пока это закрытые программы, мы только адаптируем материал под Украину. Занимаемся построением социальной экосистемы, комьюнити вокруг университета, проводим однодневные курсы, на которых знакомим с нашей деятельностью и открываем глаза на основные инновационные направления в науке и обществе. Полноценный университет — это программы различной длительности, как индивидуальные, так и для организаций, которые учат и вдохновляют участников применять экспоненциальные технологии (прим. ред. — технологии, скорость и сила которых удваивается) для решения глобальных вызовов человечества.— Чем ты занимаешься сейчас?

— Сложный вопрос. Во-первых, у меня сейчас практически двадцатичасовой рабочий график. Половина рабочего дня проходит по киевскому времени, а половина по калифорнийскому. Обычный день таков: встаю в 9, к 12 еду в офис и с 12-13 до 21 вечера — дела университета. Потом я приезжаю домой, общаюсь с ребёнком, ужинаю, пытаюсь выдохнуть и где-то с 23 у меня калифорнийское утро — занимаюсь стартапами и всеми делами университета, который там.

У нас сейчас проходит конкурс Global impact challenge — мы этим летом впервые в истории Украины бесплатно в Долину (прим. ред. – Кремниевая или Силиконовая Долина, где находится основной кампус Университет Сингулярности) на десять недель отправим украинцев. На ту программу, где Ларри Пейдж (прим. ред — сооснователь Google), и иногда Маск (прим. ред. — руководитель SpaceX и Tesla Motors) заходит. Полная стипендия: включён даже перелёт туда-обратно бизнес-классом.

— А как ты сам попал в университет в Долине?

— Первый раз кто-то из знакомых окончил его, позвонил и сказал, что мне срочно надо туда попасть. Я тогда руководил довольно крупным бизнесом и мне было не до этого. Тем более, тема будущего в ту эпоху в Украине звучала странно, будущим в Украине не «пахло». Второй раз я столкнулся с университетом в июле 2015 года — подал заявку, попал и в январе 2016 поехал. И это очень сильно поменяло мою жизнь, мировоззрение.— Как родилась идея открыть представительство в Киеве?

— Помню первые два дня в универе. Там лекции все делятся на три модуля. Модуль  первый — технологии: искусственный интеллект, виртуальная реальность, робототехника, генетика и другие. Второй — влияние на бизнес, бизнес-модули. И третий — изменения в обществе.  Сначала шёл блог технологий и первые два дня я сидел с записной книжкой и выписывал темы для бизнеса. На третий день я закрыл блокнотик и подумал: «Так, надо в Украине открывать университет Сингулярности, а не темы выписывать». После этого я задолбал американцев до икоты на тему открытия чаптера (прим. ред – филиала) здесь, на тему этого вот конкурса, ну и они в определенный момент сломались и сказали окей, занимайтесь, собственно чем мы и занялись.

— Расскажи про ваш конкурсный проект, какие критерии отбора?

—  Всё прозрачно. Люди заполняют электронную заявку — она заходит и сразу видна Штатам и нам. Критерии простые. Основная тема в этом году — изменение климата. Мы принимали идеи, которые имеют потенциал радикально всё поменять: от стадии идеи с пониманием как её реализовывать — вплоть до работающих стартапов. В принципе, мой оптимизм оправдался. Уровень заявок, уровень людей и проектов выше среднего, если смотреть на подобные конкурсы по миру. Украина всегда была богата на «мозги», как говорится. Так что перед другими странами мы не опозорились.

— Когда вы открылись?

— В июне прошлого года. Помню, открылись в один день с убером.— Как люди находят вас и приходят к вам?

— Мы не рекламируемся вообще. Это не только дело принципа, но и смысла в этом нет. Мы строим комьюнити. Первую группу людей, с которыми мы работали и делились какими-то знаниями, мы выбирали вручную. Дальше пошло «сарафанное радио». Обычно человек попадает в нашу экосистему либо через бесплатные однодневные программы, которые мы фактически еженедельно делаем, либо через какие-то выступления мои или кого-то из лекторов. Они слышат об университете, приходят, начинают вариться и приводят друзей. У нас с изначальной группы, которая была на открытии, где было человек семьдесят, сейчас уже под тысячу.

— Почему ты решил жить и строить бизнес в Украине?

— Я патриот, как бы заезжено это сегодня не звучало. У меня была возможность получить английский паспорт — я отказался. У меня здесь жил и работал отец, который прошёл довольно сложный путь из шахтера до первого замминистра угольной промышленности. Отец был одним из немногих, кто пытался что-то поменять. У меня брат на передовой в АТО, я родился в Донецке. Поэтому это уже дело принципа — доказать что и наша страна действительно чего-то стоит. Но, как я люблю всегда говорить: не путайте благотворительность с предпринимательством, и наоборот. Есть и материальная причина: в Украине сейчас каменный век в сфере инноваций, а в каменном веке всегда возможности и их масштабы гораздо выше, чем плотная конкурентная среда запада. Это здесь можно удивить кого-то uber-ом, безналичными платежами, кардиодатчиками, а на западе — это вещи свершившиеся.— Когда читала про университет, на сайте писали, что он создан для решения глобальных проблем. Какая проблема для тебя самая глобальная?

— Образование. Естественно, ничего не бывает просто так. У меня мама преподавала в Киевском автодорожном, дедушка долго был ректором Донецкого государственного университета, поэтому для меня эта сфера понятна и близка. Высшее образование уже не выдерживает никакой критики и теста реальностью. Мы сейчас в политике, экономике и социуме пожинаем плоды недостатка в системе образования. Поэтому для меня изменить эту штуку в каком-то плане миссия. Не преподавать мертвые специальности, не учить человека пять лет, а учить его полезным вещам и всю жизнь. Дать возможность учить алгоритмы, логически и критически мыслить, общую базу знаний и определённые навыки.

— Что минимальное может сделать любой человек, чтобы жить стало лучше?

— Смотреть в первую очередь на себя, как бы это банально не звучало. Не врать себе, а попытаться поменять себя. Перемены обычно происходят не тогда, когда удобно, а когда становится некомфортно и тяжело. Нужно выбрать цель и действительно идти к ней. Показателем будет выход из зоны комфорта. Как только становится тяжело и некомфортно — значит что-то меняется, роды безболезненными не бывают. Второй совет из личного опыта: поменять парадигму с вопроса “что?” на вопрос “зачем?”. Постоянно находиться в поиске смысла в том, что ты делаешь. Это меняет подход. Перемены придут. Будет нелегко, может, больно, но точно не скучно.

Фото: Филипп Доценко 

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Як виглядають справжні агенти та що вони змінюють? Команда, якій не байдуже, чи зрозумієте ви, як перейти з “Майдана” на “Хрещатик” та як поповнити проїзний квиток. Ми поговорили з «Агентами змін» про те, чим Київське метро краще за європейське, та чого бракує столичним новобудовам.— Коли “Агенти змін” зібралися вперше, аби змінювати місто?

Максим: Два роки тому, після революції. Міська адміністрація почала розглядати волонтерські проекти. І першим проектом була схема метрополітену, основою якої став дизайн Ігоря Скляровського. Виявилося, що є ще мінімум п’ять людей, котрі теж розробляють транспортні схеми. Так ми об’єдналися.

— На той час це було лише хоббі?

Максим: Робота по вихідних. Десь через рік ми зрозуміли, що хочемо віддавати цій справі весь час. Покинули роботи і створили громадську організацію. Де брати кошти ми не знали. Принципово відмовилися брати гроші з бюджету міста. Кинули запит на добровільну допомогу і до нас звернулося декілька айті-компаній, які вирішили фінансувати наш проект. Експеримент виявився вдалим. Зробити щось хороше для міста без державного бюджету можливо.

— І скільки зараз у вас агентів?

Максим: Ми вважаємо, що “Агенти змін” це не лише ті, хто працюють в нашому офісі, а всі 16 тисяч наших читачів у соцмережах. Звісно, є ядро — 5-10 чоловік, з десяток фрілансерів і величезна спільнота, що допомагає нам знайти дрон, коли він потрібен, або вказує на помилки.— Спільнота пропонує вам ідеї для змін?

Юрій: Пропонує. Але ці ідеї завжди потребують перевірки на життєздатність. 99% з них, на жаль, не проходять випробування реальністю. Але бувають і такі, що ми беремо в роботу.

— Ви дизайнери, то над чим ви працюєте в першу чергу: ревіталізація, навігація в місті, облаштування публічних просторів?

Юрій: Починали ми зі схеми метро. Згодом вирішили робити всю навігацію, зараз є близько 10 проектів метро, які зачіпають і комунікацію з пасажирами. Сьогодні наш головний напрямок роботи — міський дизайн та публічні простори. Ми затіяли ревіталізацію вулиці Ярославів Вал, наприклад. Розробили навігацію для скверу на Львівській площі. Досліджуємо житлові комплекси Києва та області, щоб з’ясувати які там є проблеми. Адже те, що зараз будують, скоро може стати справжнім гетто. І з цим потрібно робити щось прямо зараз. Плануємо створити посібник з благоустрою для забудовників, архітекторів та ОСББ.

— Яка основна проблема із забудовою міста?

Юрій: Люди не усвідомлюють, що проблеми є. Те, що зводить поважний Київміськбуд, викликає довіру в мешканців, але одразу після заселення вони зіштовхуються з тим, що немає де паркувати авто, відстунє подвір’я і все, що тобі належить — це коробка з квадратними метрами. А зрозуміти, хто твій сусід просто неможливо через значну кількість квартир. Ніхто не відчуває себе причетним до життя такого будинку, звідси і проблеми з ОСББ та ЖКГ.— Є у нас райони чи житлові квартали, де враховані всі ці моменти?

Юрій: Ми досліджували Київ та область, перевіряли житлові комплекси. Є окремі вдалі рішення, але будинків, де втілили б ідею комфорту на 100%, на жаль, не знайшли. Проте нові проекти топових забудовників доводять, що ми рухаємося в правильному напрямку і все змінюється на краще.

Максим: Є «дрібні» проблеми, які забудовник не може помітити. Бо коли ти зводиш комплекс в 80 гектарів, не замислюєшся про нахил пандусів для дитячих візків, наприклад. Але це те, з чим щодня будуть зіштовхуватись люди. І такі проблеми можуть завдати серйозного клопоту. Власне, ми такі проблеми і передбачуємо, описуємо та вирішуємо.

— Як метрополітен поставився до ваших пропозицій зі змін?

Юрій: Нам пощастило, ми контактуємо одразу з заступником начальника Метрополітену —Дмитром Юрійовичем Пеклуном. Він чудовий сучасний менеджер.

Максим: Якщо хтось з адміністрації розуміє для чого проводять дослідження, все буде гаразд. Бо зараз в країні все відбувається для галочки: реконструювали “Лівобережну” і ніхто не перевірив, чи буде це зручно, чи можна зробити краще? Бо ніхто собі цих питань не ставить. Ми розробляли схему метро місяці три, а впроваджували її, тестували — півтора роки. Ми не просто дизайнери – ми дослідники.

— Як ви тестуєте свої ідеї?

Юрій: Усе залежить від проекту і можливостей. Якщо це автомат для поповнення карток, тут все зрозуміло: ми слідкуємо за користувачем та дивимось, чи вдається йому зрозуміти, як працює автомат, чи зручний він. Але не скрізь можливо отримати прямий досвід від користувача.

Максим: Складність ще в тому, що ми все досліджуємо самостійно. Так було і з навігацією в метро. Ми обирали колір тла, на якому буде інформація — чорний чи білий? У світі цей розподіл іде 50% на 50%. Звісно, ми переживали, що якщо буде темний фон, а в нас такі парадні білі станції, люди піднімуть нас на вила. Скажуть, що це за траур? Тому ми провели офтальмологічні дослідження.

Юрій: Так, в сумі 2-3 місяці намагалися знайти партнера серед лікарів, клінік чи оптик. Так і не знайшли, але з експертами поспілкувалися. Розробили дизайн, провели експеримент, поспілкувалися зі спеціалістами з математичної статистики і дійшли висновку, що краще обрати чорне тло. Оскільки людям з поганим зором, які більш вразливі, так легше сприймати інформацію. І такий довгий шлях ми пройшли лише щоб зрозуміти — чорний чи білий?— Що б ви змінили в Метрополітені в першу чергу?

Юрій: Я б запровадив посаду Головного дизайнера Метрополітену, який відповідав би за комунікацію в метро та всі візуальні складові. Ми можемо розробити плакати, але як вони будуть висіти — вирішують, наприклад, чергові 52 станцій. А підхід має бути комплексний, системний. Є ж Головний дизайнер міста Хельсінкі, а я впевнений, що така позиція потрібна і нам.

— Яке світове метро могло б стати для нас прикладом?

Максим: Більшість світових метрополітенів розробили свої системи навігації дуже давно і майже не змінюють їх, наприклад, Нью-Йорк, Лондон. Звісно, вони накопичують помилки, але все реформувати їм важко, бо система працює на сотнях станцій. В Києві, де навігація була завжди поганою, є шанс зробити краще, ніж в інших країнах. Бо ми можемо розробити та замінити всю систему одразу.

Юрій: Ми не так багато подорожуємо, щоб оцінити метро з точки зору користувачів. Мені подобається метро Барселони. Усе зрозуміло, але ця підземка набагато складніша за київську, тому в ній все одно важко орієнтуватись.

— У чому різниця між київським метро та європейським?

Максим:  Західне метро створили, аби кудись швидко дістатись. У нас же додали високу ідею просвітлення та архітектурні шедеври: бюсти, мармур. Думали не стільки про функціональність, як про красу. Тепер нам у цю красу ще необхідно додати якісну навігацію.

Юрій: У нас дуже різні станції за глибиною, розмірами, дизайном і зробити універсальні комплексні зміни важко. Щоб людина на кожній станції не вчилася новій навігації. Тому, якщо ми проектуємо щось для “Лівобережної”, наприклад, одразу перевіряємо чи підійде це “Либідській”.— Як враховуєте потреби людей з інвалідністю?

Юрій: Зараз ми працюємо над проектом навігації для станції “Кловська”. Поруч з нею знаходиться головний офіс УТОС — Українського Товариства Сліпих, Республіканська бібліотека для сліпих, тому цією станцією користується досить багато людей з вадами зору. Ми консультувалися з представниками УТОСу. Хвилювалися аби зміни не заважали та не спричинили незручностей. Вирішили впровадити тактильну плитку, адже це рішення дійсно корисне, на відміну від того ж шрифта Брайля. Якщо говорити про людей на візках, то тут необхідні архітектурні рішення. Наше метро просто непристосоване до цього.

Максим: Ми намагаємося адаптувати власні елементи навігації до людей з інвалідністю. Але воно все спрацює лише в єдиній системі. Так, зараз висить тактильна схема, але люди з вадами зору не можуть її знайти, бо не знають, де вона розташована. Недостатньо поставити ліфти на нових станціях, адже людина на візку не зможе все одно перейти з “Хрещатика” на “Майдан”.

— Чи все з задуманого вдалося втілити в проекті метро?

Максим: Ще не все завершено, але на жоден проект, який ми пропонували, нам поки не сказали «ні». Сподіваємось, що буде 100% зі 100%. А от із Київпастрансом нам не вдалося знайти спільну мову, так і не зійшлися, хто з нас дизайнер. Поки не співпрацюємо, сподіваємося, що все зміниться.

— За що ви любите Київ?

Юрій: Я люблю Київ за людський масштаб. Це не Москва, кордони якої простягаються в нескінченність. У той самий час Київ дозволяє розігнатися та розвернутися в проектах. Люблю його історію, архітектуру, яку нівечать та захаращують балконами й вивісками. І це теж виклик врятувати цю красу. Тут є що рятувати і це цікаво.

Максим: У Києві я помічаю, що можна зробити краще: вивіски, покажчики, змусити потяги приходити вчасно.

— Ви пропонували Метрополітену зробити годинник, що показуватиме час до прибуття потягу, а не після?

Максим: Думаю, ми його зробимо.

Юрій: Насправді, більшість людей не розуміє, що це лише вершечок айсбергу. Хіба важко запустити годинник в зворотньому напрямку? Проблема в тому, що цей годинник запроваджувався суто для машиністів і його не можна просто так прибрати. Усі інструкції і процеси крутяться навколо нього. Можна повісити інший, але де брати дані, коли прибуде наступний потяг? Вони змінюються протягом дня: когось притисло дверима, десь натовп затримав вагони. Метрополітен, насправді, робив уже такі розрахунки. Система відліку часу коштує мільйони. Ми вже рік думаємо, як вигадати компромісну систему, щоб показувати б хоча б орієнтовний час з похибкою в 30 секунд. Це буде “перемога” і метрополітен чекає цього не менше, ніж пасажири.—  Які у вас улюблені місця в Києві?

Юрій: Я люблю парки, про які мало хто знає. Наприклад, сквер імені Івана Козловського на вулиці Шовковичній, там затишно.

Максим: У мене було багато улюблених подвір’їв в районі Золотих Воріт. На жаль, більшість з них зараз закрили воротами. Люблю вулицю Ярославів Вал.

Юрій: До речі, там більше року був наш офіс і за сумісництвом квартира Максима. Усе починалося з “Часопису” (прим.ред. — креативний простір), а коли ми вирішили, що нам необхідний офіс, ним стала квартира Максима.

Максим:  І я жодного разу не спізнився на роботу. А тепер ми переїхали до Прожектору (прим. ред. — коворкінг Projector), нам тут дуже подобається.

— Як це бути реформатором та агентом змін?

Максим: Переконаний, що ми робимо звичні речі стандартними методами. Дивно, що ніхто інший так не чинить. Адже це просто. Якщо ти зробив табличку— вона висітиме в місті 50 років, наприклад. Змінив вулицю — по ній ходитимуть ще 100 років. Кожен може впровадити щось корисне в міському просторі, це ж ідеальний спосіб відчути, що твоя робота важлива.

— Що найбільше подобається в роботі?

Юрій: Складні задачі. Це постійні інтелектуальні пошуки. І в результаті — задоволення, що ти розв’язав цю головоломку. А ще ти бачиш результати своєї робити навколо: схеми в метро, таблички на вулиці.

— А що для вас щастя?

Максим: Бути корисним людям. А якщо чесно — щастя для мене це маленькі задоволення. З кожним роком я розумію, що мені все більше подобається музика 90-х. І щоразу, коли я чую мелодії 95-го року з програми «Територія А», на устах грає усмішка. Здається, я швидко старію.

Юрій: Це свобода, з якою ти розумієш що робити. У нашій роботі це діє. Ми самі її собі вигадали, ставимо задачі, кожен проект — проект мрії, кращий за попередній.

UX- дизайнер Юрій Грановський

Архітектор Максим Головко

Фото: Філіп Доценко

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Быть всевидящим оком, ловить двойные подбородки и летящую слюну, милые встречи и самые крепкие объятья. Отстреливаться до последнего, когда тебя просят скинуть пару кадров, «очень надо для Instagram». Фотограф – кто ты?
— Как ты пришел в фотографию?

— Почти случайно. Я начинал журналистом, с 10 класса писал заметки в издания Чернигова, вел студенческую страничку. Для материалов нужны были фотографии, и часто приходилось делать их самому. Потом купил себе фотоаппарат — мыльницу супер-зум — и начал снимать репортажи ребятам. Мне было 16 лет и хотелось ходить на дискотеки. Ради этого я договаривался с организаторами про бесплатный вход в обмен на заметку и фото с вечеринки.

Профессионально начал заниматься фотографией, когда меня пригласили в студию – снимать свадьбы, детские дни рождения. Думаю, у каждого фотографа был такой период, когда он нанимается «серой мышкой» студии и пашет за копейки, но получает колоссальный опыт работы с профессиональной техникой.

Потом меня пригласили в Geometria. Я был практически без денег, учился в университете и подрабатывал в студии. Взял в кредит фотоаппарат, на все деньги, что были, купил вспышку, и пошел снимать в совершенно новых условиях. Но это был оправданный риск, потому что за 5 лет работы там я многому научился.

Через какое-то время переехал в Киев. Поначалу, в киевскую Geometria меня не взяли. Пришлось раздавать листовки, работать промоутером, бегать по всем самым ужасным работам. Позже начал работать в Клубе 44, меня пригласили в их сеть. Все благодаря тому, что я просился к ним на концерты фотографировать бесплатно – и им понравились мои снимки. Это хороший «лайфхак» для тех, кто спрашивает: «С чего начать?». А дальше уже и Geometria подтянулась. Пригласили, попробовали снова и пошло-поехало. Так я наработал базу клиентов. Дошло до того, что в начале этого года у меня уже бронировали съемки на сентябрь. И это круто.— Что значит для фотографа «ловить момент»?

— Если в кино или театре мы видим начало-продолжение-конец, то в фотографии есть только один момент. Например, если я снимаю свадьбу, то ловлю только какую-то часть. Глаза, слезу, улыбку, руки — детали. Одна фотография может сказать все, что нужно было сказать об этом дне. В этом фишка фотографии, за это я ее люблю.

— Можно ли назвать профессию фотографа прибыльной?

— Тут все зависит от того, насколько ты хороший «продажник». Если ты правильно себя продвигаешь, то всегда найдутся клиенты. Все зависит только от тебя, и даже не от того, какой из тебя фотограф — если есть цель не только качественно снимать, но и получать прибыль, то на этом и должна строиться вся работа. Находить клиентов, брать заказы, понимать, что надо нарабатывать материал.

Это очень важный момент: тратить на работу меньше времени, но зарабатывать больше. Иначе сгоришь. Когда ты фрилансер, очень легко себя загнать, тут нет границ, как в офисах с графиком и выходными. Помогает позиционирование себя как компании, бизнес-структуры, а не просто как творческого человека, которому платят гонорарчики или еду (смеется). Классно, когда ты можешь найти середину между деньгами и творчеством.— Три характеристики крутого фотографа?

— Нужно быть приятным человеком. Ты, в первую очередь, общаешься с людьми (если не снимаешь стоковые фото предметов или дикую природу). Последнее время мне очень часто говорят, что я «не напрягающий фотограф». И для людей это плюс. Напрягающий фотограф – такой, с которым сложно общаться, он неопрятно одет, потный, в жилетке и шортах на пафосном приеме, к примеру. Человек так устроен, что он лучше возьмет кого-то менее талантливого, но более располагающего.

Надо быть очень гибким и быстрым. Тебя постоянно будут о чем-то просить: «Вы можете прислать нам парочку фото для пост-релиза?», «Вы можете приехать на полчаса раньше?» и так далее. Многие фотографы отдают фото только в конце сезона. Я стараюсь делать это быстро: да, трачу на это много времени, но это необходимая мера. Через три месяца даже мне уже не интересно обрабатывать эту свадьбу. Репортажи пытаюсь вообще отдавать в течении суток. Люди в восторге. Можно нанять себе ретушера, правда тут тяжело найти человека по душе.

И нужно просто красиво фотографировать. Это понятие субъективное, всем не угодишь. Чтобы хорошо снимать, надо любить то, что ты снимаешь. Люди видят и чувствуют это.— Есть ли среди фотографов конкуренция?

— В основном, фотографы друг друга поддерживают. Мы хорошо идем на знакомства, общаемся, присылаем друг другу заказы: у меня есть подруга, которая делает классные студийные фото. И когда у меня спрашивают о студийной съемке, я отправляю к ней. Если же к ней приходят за репортажем – она называет меня. Это уже не конкуренция, а взаимопомощь: мы знаем, кто в чем лучше.

Бывает, конечно, что новые порталы снимают клубы за копейки, чтобы выйти на рынок.  А есть и непредумышленный демпинг: фотографы не знают цены и говорят меньше, чем есть на рынке.  Поэтому я считаю, что фотографам чаще нужно общаться друг с другом в закрытых сообществах, спрашивать, что сколько стоит. У нас в стране считается чем-то плохим спрашивать у людей, сколько они зарабатывают или сколько денег они потратили на ту или иную вещь. Но это нужно для моего понимания. Придет ко мне, например, McDonald’s  и попросит снять, а я даже не знаю, какую цену называть.

— Как расти в сфере фотографии?

— Фотографировать и смотреть. Тут очень важно иметь вкус и развивать его. Классно, конечно, если у тебя семья аристократов или творческих людей. Но если ты обычный парень, и никто не баловал тебя красивыми картинками, то нужно знакомиться с хорошей фотографией. У меня есть правило – не смотреть на плохие фотографии: я удаляю людей, которые такое выкладывают, никогда не перехожу по ссылкам «Топ-100 худших фотографий со свадеб» ни в коем случае. Это сбивает тебя, дает ложное представление о том, что ты лучше. Но ты не лучше, а даже хуже, чем нормальные фотографы. Потому что нормальные – это мастера, которые со свадеб приносят такие кадры, что каждый можно рассматривать часами.

Мастер-классы, заполнение своей ленты хорошими фотографами. Когда-то я не любил свадьбы, но потом увидел фото Вани Трояновского и Димы Тараненко – это было открытием. Это красота! Посмотрел их друзей, оказалось, что таких фотографов много – и я начал за ними следить. Это моментально отразилось на моих работах.

Еще важно много фотографировать. Только не забывать ценить себя. Не бояться предлагать свои услуги бесплатно на первых порах. Мне вот, например, всегда не достает фотографий меня. Я сам снимаю, а меня – только в дурацких позах за работой. Если бы какой-нибудь аматор предложил поснимать меня, я бы с удовольствием согласился.— У тебя есть любимые съемки?

— Есть парочка свадеб, которые я обожаю. Это были свадьбы-вечеринки на улице с лампочками, свечами, декором, людьми, на закате. Они открыли мне двери в красивые свадьбы. Я очень люблю работать с «Чашкой», потому что они все милые и съемки всегда получаются такие же. Еще мне очень нравится моя съемка из поездок в Грецию и Шри-Ланку. Там абсолютно другой цвет, песочек, другой контраст и оттенок природы. Любимые съемки получаются чаще всего в путешествиях.

— Как ты совмещаешь фуд/ивент/свадебные съемки?

— Изначально это было ради денег. Когда ты начинающий фотограф, то ты берешься за все. А потом в Geometria я привык снимать все: кроме самого репортажа тебе надо снять место, еду, детали, портреты на сайт. Поэтому я легко совмещаю в себе много разных съемок. К тому же, еду, события и людей я снимаю в одном стиле – это life-style, когда люди живут данным моментом. Свадьба – это тот же посыл снять стиль жизни в рамках важного события. У меня не получается делать прямые кадры под одним углом.— Как видеть героев красивыми?

— Я люблю всех людей, которых фотографирую. В любом случае, ты общаешься с ними на веселых событиях — я на грустных не снимаю (смеется). Даже на серьезных мероприятиях вы все в приподнятом настроении. В этом ключе легко влюбиться в людей.

— Так фотография это творчество или труд?

— Это творческий труд. Мне сложно разделять: я человек, который не живет только ради творчества, но который создает его в труде. Я не художник, не продаю свои фотографии, как картины.  Я работаю за деньги, но платят мне за то, чтоб я не только делал техническую работу, но и проявлял творчество.

— Назови самые яркие эмоции, которые ты смог словить.

— Однажды мы снимали в клубе и там был Женя Миллер, который наливал в кадре чай из чайничка. Но у него что-то не получилось, из чайника хлынула вода, слетела крышка, а сам Женя был в этот момент в шляпе. И получилось, будто это Сумасшедший Шляпник из «Алисы в Стране чудес» с чаем, который куда-то летит. Я вообще считаю, что самые творческие кадры всегда случайны.

Есть моменты, когда я снимаю женихов, которые пускают слезу. Я сам плачу, жених плачет, родственники плачут, организаторы свадьбы плачут – кадры, которые хочется ловить. А вообще, все мои любимые кадры – это моя дочь Ева. Она – мой главный клиент,  а я – фотограф всей ее жизни.

Дружить с Ромой

Фото: Ольга Круглова

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

«Обязательно спрошу, почему компания называется именно так!», — была уверена я, шагая на интервью с Артемом Лукашевым, основателем компании бытовой техники «MIRTA». И вначале я даже пыталась придерживаться своего плана, пока мы не заговорили об Илоне Маске, чайнике будущего и digital-зависимости.— Артем, расскажите для начала, почему бытовая техника, а?

— До того, как мы создали компанию, я работал в LG. Учился в Запорожье, но хотел переехать в Киев. У меня были две базовые мечты: собственно, уехать из Запорожья и стать предпринимателем. У меня даже не было вопроса, получится ли. Был только вопрос: «Когда?».

После переезда в Киев я отправился набираться опыта в LG Electronics, потому что это глобальная компания. Когда я пришел на собеседование, даже не знал, что такое DVD. Я был очень от этого далек. Перед собеседованием приобрел специальных журналов, стал изучать. Но на собеседовании меня об этом даже не спросили. Со временем я понял, что могу создавать что-то свое. Так и появилась «MIRTA».

— Так а как появилась? Сразу всё получилось?

— Нет, конечно. Это вообще была история об обманутых ожиданиях. Я был уверен, что меня все знают, и что у нас не будет проблем с продажами. Ага, щас. Когда ты что-то планируешь, все говорят: «Да-да, мы тебя поддержим». А потом ты запускаешься и: «Ой, ну это же новая неизвестная компания, не будем связываться». Но со временем все наладилось.

— Это как?

— Люди начали понимать, что если им нужно взбить пюре, то им не нужен блендер известного бренда, им просто нужен блендер. Понимаете, я не могу сказать, что мы вышли на рынок с каким-то уникальным предложением. Вообще, я считаю, что есть компании-инноваторы, а есть компании-фолловеры, последователи.

— Например?

— Например, Apple я считаю фолловером.

— Не говорите так, вас уничтожат фанаты айфонов.

— Но быть фолловером ведь совсем не плохо! Наоборот, в нашем случае это сработало только на руку и нам и нашим покупателям. Потому что мы стали предлагать качественный товар за адекватные деньги. Хотя в будущем мы, конечно, рассматриваем вариант превращения компании в инноватора.

— Так, хорошо, а объясните мне все-таки, почему Apple фолловеры?

— Это же очень субъективно, вы понимаете, да? На одно мое мнение о том, что они не создают ничего нового, найдется миллион других мнений и это нормально. Они берут существующую идею, развивают ее и иногда меняют до неузнаваемости. Другой вопрос, что они умеют это здорово подать. Я и сам поклонник Apple, если что 🙂

— Хорошо, а кто тогда компании-инноваторы?

— Если говорить о сфере IT, то я таковыми считаю Microsoft. Если же о других сферах, то компания Илона Маска, но не с Теслой, а с ракетами. В сфере, в которой работаю я, это Samsung и LG. Те же телевизоры сейчас лучшие у Samsung.— Телевизоры? Они разве не становятся пережитком прошлого?

— Ну как, однажды это произойдет, конечно. Но не сейчас. Хотя все очень быстро меняется. А особенно в сфере технологий.

— Как меняется? С телефонами и телевизорами все понятно, но стиральные машинки как стирали так и стирают, чайники как грели так и греют.

— Будьте поосторожнее с чайниками 🙂 Воду мы как кипятили так и будем кипятить, но не факт, что в чайниках. Возможно, через несколько лет у вас просто будет маленький девайс, который вы будете бросать в воду, и он будет ее кипятить. Что-то типа кипятильника, но которые можно будет использовать даже в полевых условиях. А может, методы нагрева воды изменятся полностью. Есть еще вариант, что благодаря 3D-принтерам вам вообще не надо будет ходить в магазин за новым чайником. Вы просто зайдете в app store, скачаете файл и распечатаете его на 3D-принтере. Мало того, представьте, что он вам надоел. Тогда вы просто бросаете этот чайник в специальное устройство. Оно перерабатывает материал, и вот вы уже снова получаете сырье. И печатаете себе чайник нового цвета, скажем, под цвет новых занавесок.

— Такие разработки уже есть?

— 3D-печать есть точно 🙂

— Я о чайниках.

— Слушайте, уже органы можно печатать на 3D-принтере, а уж чайники тем более. Технологии же развиваются нереально быстро. Сейчас основная проблема в дороговизне производства и в том, что пока все-таки быстрее сходить в магазин за новым товаром или заказать его в интернете, чем распечатывать самому. Как только 3D-печать станет дешевле и быстрее, мир очень сильно изменится.

— То есть, со временем большие фабрики по производству техники могут просто исчезнуть? В них отпадет потребность и все?

— Хмм, вы знаете, очень может быть. Если мы оглянемся на 10-15 лет назад, то обнаружим, что телефоны были у избранных. И уж тем более, в них не было того объема информации, что есть сейчас. Недавно на презентации Института сингулярности я узнал, что в одном маленьком смартфоне информации больше, чем было в доступе у Рональда Рейгана, например. Мы живем во время, когда все очень быстро меняется. Так что да, фабрики могут исчезнуть. Но появится что-то другое.— У вас есть digital-зависимость?

— Да конечно есть! Она сейчас у всех есть. Иногда бывает такое, что приходит сообщение в каком-то из мессенджеров, а я не могу понять, в каком именно. В смс нет, и в i-message нет, а вообще есть. Мне вспомнился пошлый анекдот на эту тему, можно рассказать?

— Можно-можно. 

— Поймал, значит, как-то раз лис колобка и решил с ним кое-что нехорошее сделать. Вертел его и так и сяк, ну нет никаких отверстий. И вот колобок что-то сказал, и лис кричит: «Чем ты это сказал, чем ты это сказал?!». Так и с приложениями. Что-то откуда-то постоянно приходит и от этого не убежать, как бы мы себя не обманывали. Но вообще, есть разные формы зависимости, конечно. Кто-то жить не может без ноутбука, кто-то – без листания ленты перед сном. Есть даже такие большие серьезные дядьки, у которых как бы старые кнопочные телефоны с номерами, которые они меняют каждую неделю. Но даже они втихаря пользуются айфонами.

— Все с вами понятно. А своих детей ограничиваете в использовании гаджетов?

— У меня двое сыновей, и я считаю, что это как против ветра писать. Ну бесполезно. Когда только появились лампочки накаливания, и они стали появляться в жилых домах, бабушки их выключали и зажигали свечи. Потому что «вредно глазам» и «лучше свечи ничего не придумали». Мы, ограничивая детей, ведем себя также. То, что они используют гаджеты – это нормальное явление, наши дети не такие как мы, они другие и это нормально. Да, есть страшилки, что скоро ребенок будет подходить к обычному окну и пытаться увеличить изображение. Так вот, скорее всего, это не страшилка, а так и будет 🙂

— А как еще будет?

— Думаю, что будет еще больше интерактивности. Вот мы с вами будем сидеть за столом, а встроенный в стол диктофон будет сразу преобразовывать нашу беседу в текст.

— Хорошо, мы обсудили, что в гаджетах вы сыновей не ограничиваете. А как вообще воспитываете своих детей?

— Я считаю, что их не надо воспитывать. Они успешно воспитаются сами на примере родителей. Поэтому внимательно слежу за собой, в первую очередь. Понятно, что какие-то клише из советского воспитания есть и во мне, но я стараюсь с ними работать. Например, сейчас мой шестилетний сын влюбился в одну девочку. И я помню, как в моем детстве я никому о таком не рассказывал, потому что засмеют же! Сейчас мы стараемся поддерживать его в этом чувстве. Они общаются по вайберу, мы собираемся свозить их в кино. Он пришел и говорит: «Я женюсь!». Мы спросили, уверен ли он, согласна ли Настя. И уверен, и согласна, так что осталось дождаться совершеннолетия.

— Как всё серьезно.

— Серьезно, конечно. У меня вообще дома банда. Одному шесть, другому четыре, и когда они объединяются во благо общей цели – берегитесь. Они друг за друга горой и нас с женой это очень сильно радует. Конечно, иногда друг другу наваливают. Подхожу их разнять и они тут же объединяются против меня, точно банда.— Вы делаете бизнес в Украине, растите здесь детей и развиваетесь. Как думаете, что может сделать каждый из нас, чтобы жизнь в стране стала хоть немножко лучше?

— Да что… Работать, помогать друг другу. Не напоказ, а потому что хочется. Нужно создавать для себя возможности, это же реально вполне. И от этих возможностей обязательно появится энергия что-то изменить вокруг себя.

MIRTA — Сайт

Фото: Анна Зевако

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Когда вспоминаешь о любом масштабном фестивале, то сразу представляешь себе веселье и праздник, и не особо задумываешься о том, какая работа стоит за тем, чтоб организовать такое грандиозное мероприятие.

Роман Тугашев – настоящий бизнесмен с прагматичным и холодным умом. И именно поэтому фестивали уличной еды такие крутые. С Романом мы поговорили о предстоящей вечеринке «Белые ночи», отношении людей к фестивалям уличной еды и проекте его мечты.— Откуда появилось вдохновение для такого формата как «Белые ночи»?

— Первый раз «Белые ночи» мы провели в сентябре прошлого года. После всех наших фестивалей уличной еды, я заметил, что в теплый период у нас народ любит тусить и танцевать до поздней ночи, а иногда даже до утра. У нас на Уличной еде было несколько музыкальных локаций, где народ отрывался, и после очередного фестиваля у меня появилась идея попробовать сделать большой ночной open-air музыкального формата. За три недели мы быстро все организовали, провели ивент и имели сумасшедший успех. За две ночи пришло порядка 15 тысяч людей – нам это очень понравилось, мы поняли, что это must-be и внесли ивент в календарь.

— Чем предстоящие «Белые ночи» будут отличаться от сентябрьских?

— Сейчас во много раз масштабнее. Если в сентябре было две сцены, то сейчас у нас восемь сцен, разбитых по тематике, у нас два серьезных европейских хедлайнера, куча всяких развлечений. Сказать, что ивент просто будет отличаться от сентябрьского, это ничего не сказать.

— Сложно было привезти на вечеринку мировых звезд?

— Нет, они абсолютно нормально относятся к нашим предложениям. У «Платформы» хорошая репутация как у места, где проходят концерты и фестивали.

— Расскажите про speed dating и fast married. Что это такое?

— Speed dating – локация, где люди смогут быстро познакомиться друг с другом. Парень с девушкой, девушка с девушкой, парень с парнем – не имеет значения. А fast married – интерактивное развлечение, куда можно будет прийти и пожениться. Женить будет американский священникJ

— При проведении вечеринок такого формата, у вас нет опасений, что власти начнут ставить палки в колеса, как это было с несколькими киевскими клубами?

— У нас большой опыт проведения массовых мероприятий, на которые приходит более 30 тысяч человек, поэтому мы знаем, как с этим работать, знаем все тонкости, и поэтому у нас нет никаких опасений. «Платформа» – частная территория, где мы чувствуем себя в безопасности.

— Следующие «Белые ночи» будут еще масштабнее?

— Ивент у нас запланирован, но каким он будет, мы пока не знаем. Сейчас вот проведем это мероприятие, посмотрим фидбек и будем понимать, что нам нужно. Пока есть только наработки по хедлайнерам.

— На «Белых ночах» нас будут кормить лучшие участники фестивалей уличной еды. Как вы их выбирали?

— У нас есть пул наших постоянных участников, в которых мы уверены. Они популярные, востребованные и качественно готовят. Из них мы выбрали лучших и взяли 10-15% самых необычных форматов, с необычной кухней. На «Белые ночи» у нас есть определенные требования: это должно быть красиво и с налетом легкого пафоса, чтоб участник вписался в атмосферу ночной тусовки. Никаких шашлыков, только лёгкие закуски — просто чтоб прийти, выпить, легко поесть и оторваться по полной программе.— Планируются ли еще подобного формата мероприятия в этом году?

— Планируем третьи «Белые ночи» провести в августе, не исключено, что осенью повторим Nightmarket. На «Платформе» будет проводиться Уличная еда, OctoberFest, GogolFest. Три или четыре концерта нас еще ждут в этом году.

— Если ли проекты, которые хочется запустить, но пока не получается?

— У меня есть одна идея, которую я вынашиваю уже больше трех лет. Я хочу сюда привезти международный формат «Taste of». Этот формат придумали в Лондоне в 2008 году, и он франшизой разлетелся по всему миру. Сейчас можно встретить Taste of Dubai, Taste of Berlin, Taste of Rome и так далее. Формат позволяет за три-четыре евро попробовать дегустационный сет известнейшего мирового шеф-повара и понять, хочешь ты идти к нему в ресторан или нет. Сложность проведения такого ивента у нас заключается в том, что в Украине не так много ресторанов с именитыми шеф поварами. Такой формат – моя мечта, но пока рано об этом говорить.

— Ивенты, которые проходят на «Платформе» – идеи вашей команды, или поступают интересные предложения извне?

— 90% идей исходят от нашей команды. Организационная и техническая часть тоже за нами. По контенту мы можем с кем-то работать в коллаборации, как мы работали с Тату-фестом.

— Были ли откровенно провальные проекты, повторять которые больше не хочется?

— Были неудачные проекты, когда к нам приходили ребята с идеей, и мы сдавали им площадку в аренду. Такая практика у нас не ужилась. С этого года мы работаем над совместными проектами, и неудачных среди них не было. В прошлом году, наверное, были, но я бы даже не сказал, что они были провальные, скорее совсем еще молодые и новые.— Расскажите, почему фестивали уличной еды проводятся так часто?

— Есть востребованность этого формата. Фестивали уличной еды проводятся раз месяц с 2013 года. Это абсолютно нормально, если взять какие-то мировые мегаполисы – там вообще каждую неделю проводят такие ивенты.

— В этой сфере есть конкуренция в Киеве?

— Мы были первыми и с самого начала задали очень высокий уровень для данного формата. Честно говоря, сделать что-то масштабнее нас будет очень тяжело, потому что нельзя просто так взять и организовать фестиваль. За этим стоит огромнейшая работа 24 часа в сутки без выходных – это и стратегическое планирование, и бюджетирование, и техническая составляющая, и контент, и работа с участниками. Есть масса локаций, которые пытаются сделать что-то подобное, но конкурентов я в них не вижу.

— Ваша команда – люди самоотверженные, насколько я понимаю?

— Это какие-то безумные люди, работающие без выходных и без перерывов. Всю команду просто прет от того, чем они занимаются. Без особых преувеличений, они создают самый массовый ивент в своей индустрии. В Восточной Европе так точно.

— Команда молодая?

— Очень молодая. Самому старшему в ней 34 года.— Вызывает ли недоумение со стороны посетителей то, что за вход на ваш фестиваль они заплатили, а просто так едой не кормят?

— Это уже прошло, слава богу. Платная политика – абсолютно нормальное мировое явление и здесь нет ничего нового. Любой фестиваль должен себя окупать и зарабатывать. Для нас это бизнес, и мы за эти деньги живем. Люди платят за тот комфорт, который мы предоставляем. У нас огромнейшая площадка и мы тратим сумасшедшие деньги на то, чтоб привести ее в порядок и содержать. Сейчас наши гости хорошо на это реагируют, ведь они понимают, за что они платят. Одно дело, когда ты отдал 50 гривен за вход и не получил ничего и другое дело, когда ты получил развлечения, комфорт и возможность хорошо отдохнуть.

— А как вы сами любите отдыхать?

— Поскольку я очень сильно вовлечен в ивент-индустрию, для меня самый лучший отдых — это побыть с семьей далеко от всех, где очень тихо и я никого не знаю. Зимой я полтора месяца находился в Азии, и это было очень круто. К сожалению, так отдыхать редко получается, пока что.

— Хватает у вас времени на себя?

— Я прилагаю усилия, чтоб найти для себя время, потому что ритм моей жизни просто сумасшедший и сделать это очень нелегко. Сейчас вот хочу сюда велик привезти, чтоб кататься хотя бы по территории. Если я иду на бокс, то это очень интенсивная тренировка на 1-1.5 часа, если в зал, то ровно на 40 минут, потому что больше у меня нет.

— Не устаете от такого образа жизни?

— Это вопрос привычки. Я уже привык и теперь, когда сбавляю обороты, мне становится некомфортно. Какая-то зависимость появляется. Когда ты работаешь, создаешь что-то, видишь результат созданного и получаешь кучу положительных отзывов и благодарностей, то это подпитывает и дает возможность творить дальше.

Белые ночи 

фото и текст: Филипп Доценко 

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Новая мелодрама «Выбор» режиссера, имя которого вам ни о чем не скажет (но только ради того, чтобы вы не лезли на Кинопоиск – Росс Кац), рассказывает историю двух молодых людей. Закоренелый холостяк и сердцеед Тревис (Бенджамин Уокер) знакомится с тихой и замкнутой соседкой Гэби (Тереза Палмер), и после этого жизнь обоих меняется.Есть такие описания фильмов, которые ни о чем не говорят или, скорее, говорят «ни о чем». Как правило, речь идет о романтических мелодрамах. Сегодня я посмотрела именно такой фильм, где последнее, что хочется анализировать, это сюжет, так как он с первой и до последней минуты хрестоматийный.

Мелодрама «Выбор», безусловно, рассчитана на женскую аудиторию, мужская будет ржать все то время, пока женщины вздыхают, умиляются и спрашивают их: «А почему ты мне такого не делаешь?». За что мужской половине можно еще оставаться спокойными, так это за то, что мечтать ночами о главном герое девушки не будут. Кто вообще увидел в Бенджамине Уокере мачо? У сценариста Николаса Спаркса на протяжении всех его фильмов одни и те же «вылизанные», узнаваемые образы. И вот когда они выглядят как Райан Гослинг или Ченнинг Татум – бояться, что женщины перестанут спать, реально нужно. Но когда это Уокер – то все уже давно спят. И, кстати, что у него с прической?Чем еще всегда выделяются образы в экранизациях Спаркса? Идеальностью. В его безупречном мире существуют понимающие подруги, друзья, схватывающие мысль с полуслова, мудрые и богатые родители, послушные собаки и дети – все идеальные. Жалко только, что деревья не танцуют и не поют – но это уже фишка Диснея.

Синопсис фильма в некоторых источниках содержит такие характеристики героев, как «тихая и замкнутая Гэби» и «сердцеед-карьерист Тревис». Насчет «сердцееда» уже упоминала, а «карьерист»… Я люблю Америку! «Карьерист» – это доктор в ветеринарной клинике. Чтоб все ветеринары так жили – в доме у озера, да с катером и всегда полным холодильником пива на нем. Персонажи Спаркса не имеют никакой ярко выраженной особенности, точнее, они ее имеют в задумке – в книге, в сценарии, в описании фильма. По факту – как только пара людей влюбляется, они становятся совершенно неотличимыми от других пар из фильмов, снятых по книгам Спаркса. Ну, стиль у человека такой. Сидишь и сомневаешься: а я правда еще этот фильм не смотрела? Разве это не «Дорогой Джон» с другими именами? Эх, Спаркс сдал – от него только и осталось, что упоминание в трейлерах «от сценариста «Дневников памяти» и «Спеши любить».Название фильма «Выбор» подводит нас к мысли о том, что сюжетная линия будет выстраиваться вокруг решений главных героев. Здесь есть вопросы, так как я не заметила, что жизнь героев полностью бы зависела от их выбора. Но тут можно подойти философски (перечитать Ницще) и спорить со мной.

А вообще так вышло, что мелодраматическая составляющая фильма поглотила мой сарказм, и, чего греха таить, – я плакала. Пусть я угадывала сюжетную линию, будто писала ее сама, и знала, что произойдет, но все равно плакала. К сожалению, не от гениальной игры актеров, а оттого, что я девочка, а для создателей данного фильма это практически самый большой плюс.Еще из плюсов фильма можно выделить очень уютную атмосферу – все время хотелось сесть рядом с главными героями на шезлонг у озера и смотреть на звезды. Приятны глазу романтическая вечерняя и ночная съемка, закаты и грудь Терезы Палмер (спойлер!).

По окончании фильма лица актеров быстро исчезнут из вашей памяти, фразы, которые хотелось запомнить, сотрутся с той же скоростью, но послевкусие идеальности, желание пожить в мире этих героев, погрустить и порадоваться вместе с ними не покинет так быстро.

Правда, есть вопрос, который мучает меня до сих пор. Серьезно, что у Бенджамина Уокера с прической?

Кадры из фильма: kinopoisk.ru 

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Алена – человек, который устраивает самые веселые благотворительные барахолки в столице, – может по праву называться той, кто несет с собой свет, радость и тот самый внутренний кураж. Мы могли бы просидеть за этой чашкой кофе, пожалуй, и круглые сутки, если бы вовремя не вспомнили, что дел по горло, а мир, который так хочется изменить в лучшую сторону, все еще ждет наших решительных шагов.

О работе, радостях, горестях и счастье в интервью с Аленой Гудковой.— Давай сначала о работе поговорим, ладно? Хотел вот узнать, Кураж Базар и Барахолка The New Old – это одно и то же?

— Да. Изначально была только благотворительная Барахолка, но потом я решила, что The New Old не модное название, а Кураж Базар – очень даже да. Я набрала команду, мы создали этот Кураж Базар и организовали большую благотворительную зону — она присутствует всегда. То есть мы всегда помогали, но на The New Old мы отдавали все деньги, а на Кураже не всегда, а два раза в год мы отдаем всю прибыль фонду, который помогает лечить детей. А потом у нас началась путаница: все поголовно начали спрашивать, а когда Кураж, а когда The New Old, а чем это отличается, или это одинаковое. Я сказала «хватит» и приняла решение попрощаться с The New Old. Мы сделали 5 таких полностью благотворительных барахолок, причем за первые 4 мы собрали более миллиона гривен для детей, а на последней в марте уже аж 620 тысяч гривен. Сейчас я полностью занята Куражом, мы стали системными, можем по-прежнему собирать деньги на благие дела и оплачивать работу всем, кто ежемесячно организовывает это мероприятие.

— Как вообще к тебе пришла эта идея создать благотворительные барахолки? Сидела себе в теплом маркетинге, сидела…

— …Получала зарплату в долларах по курсу. И не знала, что будет кризис. А потом узнала и начала получать еще больше. Курс-то вырос. Слушай, вот я люблю этот вопрос очень. Не знаю, поймешь ты меня или нет, но у меня появилась потребность отдавать. То есть у меня было так много всего, что я уже не могла это выдерживать. А учитывая то, что я «ивентщица» со стажем, я точно понимала, как сделать классное мероприятие. Но мне не хотелось сделать просто классное мероприятие, которое снова принесет мне деньги, я хотела просто помогать. Поехала тусоваться в Барселону, увидела там flea market и сразу поняла – это мой формат. Может, у меня был расслаблен мозг после бутылки просекко, но я подумала о том, что надо сделать звездную барахолку. Все случилось очень быстро, на самом деле. Вообще, это как в книге «99 франков»: все люди, зарабатывающие в рекламе, рано или поздно садятся и говорят: «Господи, что я продаю? Кому я это продаю? Почему это так дорого стоит? Почему они все это покупают?». Мне еще повезло, что у меня уже была своя, так сказать, «база» людей. По этой причине мне действительно легко было организовать свою первую барахолку. Отдельно хочется сказать о благотворительном аспекте. Люди привыкли, что благотворительность – это фотографии безволосых детей со слезами на глазами, это руки, сложенные вместе, это летящий в небо белый голубь… Что за бред? Почему благотворительность не может быть крутой? Я пришла к ребятам и сказала, мол, давайте потусуемся и поможем. Мне не нужны ваши «живые» деньги – приносите ваши ненужные вещи, они кому-то понадобятся. И все поддержали.

— Очень круто, Ален.

— Такие пазлы складываются в картинку раз в жизни, и то не у всех. Я понимала, что помимо всего прочего, у меня произошла какая-то божественная история. Я очень верю в то, что мы все управляемся какими-то энергетическими потоками. И вот мне кажется, что я попала в такую энергетическую струю, которая вывела меня к тому, что у меня есть сейчас. Может, это мое предназначение – помогать?— Сейчас ты продолжаешь делать Кураж Базар ежемесячным форматом.

— До зимы, да.

— А почему ежемесячным?

— А потому что я – маркетолог. А маркетолог во мне понимает, что в людях нужно создавать традиции. Традиции приносят большие результаты, чем какие-то спонтанные одиночные истории. Я вот тебе сейчас расскажу историю, которую никому не рассказывала. Мне написала одна моя знакомая барышня, которая торговала на нашем Кураже. У нее есть маленький ребенок, который сейчас на ней, потому что они разъехались с мужем. Подруга, если ты меня слышишь, то прости! Так вот, она попросила мужа приехать, чтобы помочь снять какие-то тяжелые чемоданы с антресоли, так как собиралась перебрать барахло для Базара. Он приехал, они начали вместе рыться в этих вещах, потом вспоминать, потом плакать-обниматься, и в итоге после Куража он снова переехал к ней. Эта история для меня именно то, что я вкладываю в традиции, которые создает ежемесячная барахолка Кураж Базар. — Насколько часто участники будут меняться? Ведь те, кто продал свое барахло на одном из мероприятий, не смогут за месяц набрать еще полный шкаф вещей. Так ведь?

— Во-первых, мы всегда работаем с социальным фондом, который забирает вещи. Большинство наших участников уже к шести вечера навеселились и натанцевались, им лень везти назад непроданную одежду, и они могут передать ее в фонды для малоимущих. Но у нас есть резиденты, который участвуют три-четыре барахолки подряд, а потом берут паузу. У нас очень много коллекционеров-антикваров, которые все время привозят какие-то новые коллекции. Процентов 30-40 наших участников повторяются из барахолки в барахолку. Где они берут новые вещи – непонятно. Но раз берут, значит у них все хорошо. У меня есть подружка, которая пришла продавать на вторую барахолку то, что накупила на первой. Потому что она там в кураже и под просекко приобрела кучу каких-то безумных ненужных вещей. Но мы сейчас будем делать конкретную фильтрацию, потому что я заметила, что на мартовском Кураже было много явного «секонда» у людей. Я всегда прошу людей не тянуть откровенное говно.

— А что касается «звездной» аллеи?

— Из месяца в месяц «звезд» не будет, Дим. Я все решила уже. «Звезды» не успевают или у них не получается. Поэтому мы будем делать две светские барахолки в году, они же благотворительные, где абсолютно все деньги пойдут в благотворительные фонды. Все остальные барахолки – коммерческие, но с благотворительным уклоном. Мы столкнулись с таким идиотским комментарием в прошлом году, мол, «я пришел на ваш ивент, а «звезд» не было, че такое вообще, больше не приду!». Я вообще не хочу, чтобы люди воспринимали Кураж Базар как мероприятие, где «звезды» торгуют своими вещами. Если ты хочешь смотреть на известных людей, иди домой, смотри телевизор. Хотите прийти только на «звездную» аллею? Пожалуйста – два раза в год мы вас ждем.
— Сейчас Кураж Базар будет перекликаться с Фестивалем уличной еды. Сутки через трое, образно говоря. Не думаешь ли ты, что такая частота уж очень быстро приестся людям, и поток на мероприятия уменьшиться?

— На следующий день после каждого Куража я встречаюсь с командой и мы разбираем все по деталям, раскладываем по полочкам и анализируем сильные и слабые стороны. Короче говоря, работаем над тем, чтобы в следующий раз было еще круче. Я понимаю тебя и понимаю этот момент. Я все-таки стараюсь сделать такой унифицированный формат мероприятия, на которое хочется попасть, чтобы просто поваляться. То есть, он ни к чему не обязывает. Ясное дело, что 100% аудитории, которая посетила нас в марте на открытии сезона, не появится в апреле. Я к этому готова и работаю над тем, чтобы о Кураже узнало как можно больше людей. А вообще, чем меньше шаг планирования, тем тебе легче живется. И ты знаешь, может нельзя так говорить о бизнесе, но финансы – моя самая последняя мотивация в Кураже. Мне хочется создать некое место, где раз в месяц можно просто кайфовать и быть счастливым от полноты жизни.

— В конце мая у тебя будет ночной Кураж Night Market. Расскажешь о нем?

— Ночной маркет, которого в Киеве никогда не было! Люди буду продавать барахло в том числе и ночью. Мы готовим туда сумасшедший контент!

— Я прям вижу, как у тебя мурашки по коже бегут!

— Ты не представляешь даже! В общем, мы будем гудеть три дня с акцентом на маркет: с 16:00 до 2:00 ночи будет работать барахолка, а потом уже для тех, кто захочет и сможет, будут танцы, диско и веселье. Я очень хочу, чтобы это был такой рыночный перформанс с толкучкой, криками, мусором и активной торговлей. Первый день: эстетический китч с элементами бурлеска. Второй: полыхание и врыв с дикими танцами. Третий день: воскресный бранч с обязательным условием для всех участников барахолки – полный Sold Out! Кстати, я никогда не занималась чем-то, на что продавались бы заранее билеты, и это станет для меня таким первым разом. Я хочу, чтобы каждый человек нашел для себя что-то на этом ночном Кураже. И я хочу, чтобы этот ночной Кураж стал в три раза свободнее, более раскрепощенным и открытым.— Давай поговорим теперь просто о жизни.

— Давай! Я, например, живу в идеальном мире: у меня потрясающий муж, у меня есть деньги и есть джип. Сейчас я занимаюсь любимым делом, от которого получаю неимоверный кайф. У меня прекрасные знакомые, которые занимаются невероятными вещами. Это все – моя вселенная. Но стоит мне случайно вывалиться из этого всего ненадолго, я тут же попадаю в ад. И в этом вся наша страна. То есть если ты не строишь свою вселенную, не масштабируешь ее, то ты оказываешься в каком-то беспросветном ужасе. Это правда. Мой муж Саша сейчас читает историю развития Сингапура. Сингапур раньше был одним из самых коррумпированных мест, в котором жило очень много простых работяг и фермеров. И когда их начали переселять в небоскребы, они были настолько забитые, что переезжали туда со своими курами и свиньями. Произошел переломный момент, который, конечно же, зависел от вышестоящих управленцев, и на который потребовалось достаточное количество времени. Но мы можем сейчас видеть современный Сингапур и понимаем, что все возможно. Учитывая, что мы сейчас пережили, да и переживаем до сих пор – финансовый кризис, войну, массовое увеличение убийств и краж – мы тоже можем справиться со всем, можем это изменить и прогрессировать, но нам тоже понадобится много времени. Не надо строить иллюзии на тему того, что мы в Украине кому-то нужны. Мы должны поменять себя внутри своей же страны.

— Это правда. Как в той избитой фразе – «Хочешь изменить мир – начни с себя».

— У нас же общество людей-критиканов. Просто все люди выросли с новыми деньгами. И все они относятся к ним безумно аккуратно и потребительски. Типа «я заплатил 50 гривен за вход, кланяйтесь мне в ноги теперь». Мы были с Сашей в Берлине осенью и пошли на барахолку. Ща, подумала, оттянусь тут и получу опыт иностранный. В итоге: на небе говно, говно с неба падает на говно, собака лижет чужого ребенка, ребенок тоже в говне, мама бухает пиво – все счастливы! Стоимость для участников – 70 евро, территория для каждого – метр на два. Все по-прежнему счастливы! Один туалет на всех, электричества нет, из еды – фалафель от бухого мужика. Я говорю: «Саша, что это такое? Почему все так рады этому?» Да просто человеку можно быть счастливым просто так – в любое время и в любом месте. — Что ты мне можешь сказать о дружбе?

— У меня очень много знакомых, как ты понимаешь. Но если мне по-настоящему плохо или я хочу рассказать о своих страхах или комплексах, то обычно я  рассказываю об этом очень маленькому кругу людей. Мне кажется, что это никому не интересно, а всем классно быть со мной веселой. Поэтому я выбрала вообще идеальный вариант: я сложила свою жизнь с человеком, который был моим другом. И это классно, потому что мне всего хватает и я не ищу друзей. А еще я уверена, что любой брак – это партнерство. Мне когда-то знакомый психолог сказала, что ты должен выбрать человека, с которым тебе будет удобно, который подходит тебе в сексе, и с которым у тебя совпадают какие-то принципиальные интересы типа еды или музыки. И все. А я спрашивала, мол, а как же страсть? Как же любовь? На что психолог сказал мне угомониться и жить комфортной жизнью. Но мне повезло еще больше: я еще и очень люблю своего мужа. Дружба – вещь тонкая, и так неприятно, когда она разбивается о какие-то тупые недомолвки. В браке же все проще – ты можешь проговорить абсолютно все, потому что твое кольцо на пальце требует более жестких усилий, чтобы сохранить ваши отношения. В дружбе же можно разойтись и все. — Ален, расскажи мне про то, что ты скоро станешь мамой.

— Все верно! Жду! Это мой первый ребенок.

— Если будет мальчик, назовешь его Димой?

— Дима – это вообще мое самое любимое имя! Честно! Своему Саше я когда-то об этом говорила, но не знаю, помнит ли он это. Вот прочтет, вспомнит, может, и устроит скандал. Ребенок, кстати, должен родиться как раз на благотворительную барахолку в июне. Но я с ним договорюсь, чтобы немножко попридержал коней, потому что у нас там намечается супер-программа, и мне надо присутствовать.

— Тебе комфортно в беременности?

— Да, уже семь месяцев ведь. И я отлично себя чувствую. Не было ни токсикоза, ничего. Мне мой врач сказала, что когда ребенок желанный, то женщина не испытывает никаких проблем. Токсикоз – это же отторжение организма. И несмотря на то, что я похожа сейчас на тумбу, я все равно чувствую себя очень красивой.

— Класс!

— Я первые три месяца знакомства со своим мужем постоянно пила с ним шампанское. Вообще не понимаю, как мы выжили. Мы практически сразу решили, что хотим детей друг от друга, и я никогда не думала, что буду испытывать это чувство, потому что по натуре очень прагматичный человек. Но тогда я четко ощутила, что хочу продолжение своего любимого мужчины!

— Ты счастлива?

— Однозначно, да!  

Дружить с Аленой

фото: София Возняк

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Андрея Смирнова я знаю с 6 лет, но на протяжении 13 лет этот человек был для меня лишь «классным папой моей подруги». И вот в один прекрасный момент я решила, что нам надо поговорить. Ведь Андрей – диджей и «производитель» первых украинских виниловых пластинок.— Андрей, расскажите мне наконец, впервые за столько-то лет, чем вы занимаетесь?

— Ну, я так понимаю, мы будем о виниле говорить? Это моё хобби, не основной мой бизнес. Занимаюсь я тем, что выпускаю пластинки с нашими украинскими артистами. Пока только украинцы, но скоро вот и пару английских групп будем делать. Планы на этот год, честно говоря, какие-то более андеграундные, то есть это будут не очень популярные ребята, не те, которые на слуху. А, ну ещё на досуге я кто-то вроде диджея. Но было бы громко назвать это именно диджейством. Скажем так: я озвучиваю вечера.

— А как вообще вы решили выпускать винил? С чего всё началось? Мне кажется, тут должна быть какая-то интересная история.

— У меня есть товарищ, Женя Кибец — арт-директор Sentrum. И как-то он предложил мне: «Давай выпустим винил группе Vacuum». Я согласился, мы поговорили, и на этом все заглохло. Но мне же уже стало интересно! Я начал думать, что бы такого сделать. Правда, до этого у меня уже были какие-то вспышки. Например, году в 2003 или 2002 мы с одним знакомым диджеем выпустили пластинку для скрэтчинга (один из приемов работы диджея – прим. ред.). Она была такая желтая с голубыми вкраплениями, и там были всякие фразочки на украинском языке для того, чтобы правильные диджеи могли делать все вот эти «у-у-у-у»-штуки. Но это как-то незаметно прошло: сделали и забыли. И потом у меня появились знакомые в компании Comp Music, которые владели правами на каталог EMI в Украине и выпускали Depeche Mode. Тогда как раз вышел новый сингл Depeche Mode, и я предложил выпустить украинский вариант этого сингла. К тому же, как оказалось, это был финальный знаковый сингл для Depeche Mode: он был последним, который имел «депешмодовскую» нумерацию.

— «Депешмодовскую нумерацию»? Это как?

— Да, у Depeche Mode была такая фишка, что все их релизы начинались на слово bong. Типа bong1, bong2, bong3 и так далее. И я уже не помню, какой там был этот bong, но он оказался последним. И тогда специально для Украины он вышел на черном виниле, в отличии от всего, что вышло в мире. Потому что остальные выпустили его на фиолетовом виниле. А наш был черный, нумерованный, там везде был кириллический текст, мы перевели всё на украинский язык. Назывался этот релиз «Персональний Ісус».

— Вот это круто!— Да, он продается, его очень любят коллекционеры. По звуку он не очень ценный, потому что по миру было выпущено где-то миллион пластинок. Но вот по оформлению, именно нашего издания, их всего 300 штук было. Вот это был второй эпизод, когда я коснулся выпуска винила. А третий – это уже тот самый Vacuum, про который я говорил и с которым не сложилось. Но мне уже было интересно, и я начал что-то делать. И вот я придумал во сне… Мне, кстати, все мои идеи всегда во сне почему-то приходят. Так вот. Пришло ко мне вдохновение выпустить на виниле собрание советской синт-музыки.

— Синтипоп которая?

— Нет, именно синт-музыка. Это более широкое понятие. Где-то в конце существования Советского Союза, с 70-х и до 2000-х, все играли русский рок. Это было такое всё: гитарки, соответствующий внешний вид. Но были люди, которые любили музыку на синтезаторах. Как бы, с одной стороны, это всё появилось из-за, грубо говоря, бедности, потому что купить 4 гитары и ударную установку для группы – это сложно. А тут один человек что-то там себе придумал, купил синтезатор, в котором вшито сразу же миллион звучков, и вуаля!

— Так а звук не отличается разве?

— Понятно, что слышно ненатуральность, но оттого ведь синтезаторы и получили своё распространение, что в Англии, что в Америке, что у нас. И вот находились такие люди, которые делали музыку именно на синтезаторах. И вот, насобиралось у меня треков на три выпуска. Но поскольку они не очень пользуются спросом, два я выпустил, а третий пока что заморозил. Хотя ценители всего этого дела покупают и говорят, что хорошая получилась подборка. Ведь я там такие имена собрал, которые вообще только на кассетах выходили. Синт – это был жуткий андеграунд в то время, потому что все слушали русский рок. Такой вот у меня был первый релиз.

— А где производятся пластинки?

— Германия, Италия. Полиграфия вся украинская.

— А как вообще их производят? Расскажите мне, человеку, который ничего в этом не смыслит.

— Ну, смотри: сначала, конечно, делается студийная запись, потом мастеринг. Мастеринг, грубо говоря, делается для того, чтобы одна песня не звучала громче другой или не резала слух по частотам. И именно под винил требуется особенный мастеринг, который не все звукорежиссеры способны сделать.

Я нашел одного человека в Англии, Мартин Боуэс его зовут, у него своя студия, и он мне делает все релизы. Вообще, он такой довольно знаменитый чувак, он мастерил многих интересных ребят, у него есть своя группа, но он работает в темном таком андергаунде, темной электронике. И вот ему очень нравится со мной работать, потому что такую музыку, которую я ему даю для работы, он вообще никогда не слушал. А тут вдруг в неё окунулся. Ещё и ко всему прочему, она сделана не в Англии, а в непонятной для него Украине, на непонятном языке. И он офигевает иногда.
Так вот. После того как сделан местеринг, вся эта красота отдается на производство с макетом центральной круглой этикетки, которая называется «яблоко». На заводе делают матрицу для печати. Это довольно дорогостоящий процесс, и есть два пути: одни нарезают на лаковом диске, а другие делают так называемый DMM (direct metal mastering – прим. ред.), когда нарезка делается напрямую на металлический диск. Лаковый путь более долгий, но, как по мне, более «теплый» по звуку, а DMM дает более звонкий звук. Но это только какие-то там виниломаны поймут, у которых космические корабли вместо проигрывателей… И вот потом с этой матрицы печатаются пластинки. С одной матрицы можно до 10 000 пластинок сделать. Потом их остужают, они приезжают сюда, печатается полиграфия. В общем, на производство одного релиза обычно уходит до трех месяцев.

— Как будто на виниловый мастер-класс попала! — Давайте вернемся больше к вам. Расскажите про название. Почему АбыШо?

— Та тоже приснилось! Я просто думал, как назвать. У меня есть фирма моя, которая называется Aby Sho Production. Отсюда и пошло Aby Sho Music. Но я вот просто проснулся, и такое – оп! – надо так назвать. На букву «А» обязательно. Это у меня такое поверье есть внутреннее. Как бы, что тут такого? Украинское слово, которого, наверное, ни в одном языке больше нету. Аби шо и аби шо. Многие стебутся над этим, говорят типа «как можно было так назвать?!», из серии «как яхту назовете, так она и поплывет». Но, по большому счету, если так посмотреть на то, что я выпускаю, то я не замкнут в каких-то стилистических рамках. То есть выпускаю всё: от андеграудной электроники, как вот Dead Boy’s Girlfriend, и до кантри, как Саша Буль. Есть и откровенно попсовая музыка, вроде Hardkiss или Вани Дорна, да и хаус какой-то. Часто люди занимают какую-то одну нишу, например, выпускают только электронную музыку. А я всегда могу сказать: у меня же называется AbySho, вот абы шо и выпускаю.

— Да, удобно ☺

— Так да, в плане индульгенции какой-то очень удобное название.

— Вы упоминали коллекцию винила. Большая она у вас?

— Я не считал, но тысячи две, наверное, есть. Ну, и тоже аби шо, очень разная коллекция. Вот, например, я люблю альбом Pink Floyd «Dark side of the Moon». У меня порядка тридцати разных изданий этого альбома. По звуку и по набору песен они абсолютно ничем не отличаются. Даже оформление может быть одинаковым. Но мне интересно собрать разные «яблоки». Например, в Японии оно выходило без вот этого треугольника, первопресс – это голубой треугольник, святой грааль для всех, кто любит «Dark side of the Moon». Потом, есть ещё индийские, филиппинские издания, которые тоже отличаются в оформлении, немецкие, американские, бразильские. То есть тут упор на собирательство. Другое направление – это фанк-музыка, про которую я уже говорил. Она тоже у меня есть абсолютно разная, которая впитывает различные местные колориты, и на выходе получается довольно интересный коктейль. Люблю Синатру, люблю Ширли Бейси, Sex Pistols. Большая коллекция Depeche Mode у меня, которых я очень люблю. Есть и их промо-диски, и ацитатные диски, которые использовались именно в студии при записи трека, и тест-прессы – это самые первые отпечатки до того, как оно пошло куда-то в серию. Старую электронику люблю покупать. Люблю звуковые эффекты BBC.— В чём вообще, по вашему, прелесть винила?

— Винил привлекателен тем, что нельзя сделать перемотку. Его или слушаешь, или не слушаешь, в отличии от компакт-диска, или от музыки в айподе, когда можешь сделать себе подборку разных артистов и ходить слушать весь день. А винил – нет. Его ты должна достать, протереть, почистить иглу. И вот ты поставил альбом – и от начала до конца слушаешь. Или, по крайней мере, ты затрачиваешь какие-то усилия, чтобы переставить пластинки. Это определенная такая культура, определенный фетиш. Плюс, если вдруг пропадет электричество, то послушать можно будет только винил. Кстати, я сейчас смотрю, что начинается возрождение кассетной культуры.

— Что, вслед за винилом вспомним и кассеты?

— Да, кассеты, на самом деле, тоже такая очень интересная штука. Это же аналоговый звук. И оно, знаешь, так прикольненько. Я сейчас может сделаю с одним хорошим человеком кассетный подлейбл. Будем выпускать на кассетах какие-то наши андеграундные группы, которые во-о-обще мало кто слышал. Даже люди, которые считают себя мега-андеграундом, когда я называю им группу «Уроды», не знают, кто это такие.

— А диджеингом вы как начали заниматься?

— Когда я начал коллекционировать пластинки, то постепенно пришел к тому, что мне было бы интересно как-то склеивать куски этой музыки. И я купил себе две вертушки, пульт, а товарищ научил меня примитивно сводить треки. В одно время я даже играл на вечеринках Киевского клуба поклонников Depeche Mode, и играл именно с пластинок. Потом я к этому делу охладел, познакомился с цифровым диджеингом, понял, что в нём больше возможностей. Ну, на самом деле, это я себе просто жизнь упрощаю, ведь настоящий диджей и с пластинок может подогнать что угодно под что угодно. Но я довольно ленивый человек. Да и времени не хватает, чтоб учиться чудеса творить.

А в один момент я понял, что людям нравится, когда я просто делюсь музыкой из своей коллекции. У меня довольно большая коллекция пластинок, и, в частности, есть полочка фанк-музыки. Там всё: и старый американский фанк, и фанк из какого-то Ирана дошахского периода, из Таиланда старый 70-х годов, из Перу, Бразилии и советский фанк. И вот людям интересно. Одна официантка мне как-то сказала: «Боже, мне же эту песню бабушка всегда пела! Я не знала, что она так модно звучит!» Потому что в исполнении Софии Ротару эта песня действительно на фанке построена. Так что вот приглашают, я этот фанк играю. Но повторюсь, что сводить все песни я не умею. Я, грубо говоря, просто озвучиваю вечера. Вместо айпода стоит такой вот дядечка с пластинками, крутит эти пластмассовые диски, оттуда идет музыка. Прикольно.— Расскажите мне напоследок какую-нибудь забавную историю.

— Забавную историю… А, да! Веселая история! Перед одним из концертов, который мы проводили с Женей Кибецом в клубе Sentrum, он мне написал в мессенджере, что на концерт нужно два пионера. Ну, так как я по образованию учитель истории, сам был пионером, работал в пионерском лагере, то для меня пионер – это молодой парень. Вот я и понял, что нужно два мальчика, чтоб они клеили ленточки людям на входе. Я через дочку нашел двух парней, скентовался с ними, они пришли на концерт. А Женя смотрит и не может понять: зачем я привел двух людей? Я говорю: «Ну, ты ж просил двух пионеров!» А он мне: «Да я имел в виду проигрыватели компакт-дисков Pioneer!» В итоге за час до концерта мы искали два этих проигрывателя, потому что диджею не на чем было играть. А мальчики бесплатно послушали концерт, я же их позвал уже. В итоге все долго смеялись. Типа просили пионеров – нате! У каждого свои понятия. 🙂

фото и текст: София Возняк

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Я помню, что познакомился с Олей на какой-то вечеринке и уже через полчаса мы карабкались через какие-то заросли на Парковую дорогу, чтобы пойти послушать хорошего диджея.

Оля в ту ночь постоянно держала в руках свои туфли и пела песни Daft Punk.

Так мы и подружились.

Я жду ее в уютной кофейне и думаю о том, как пару дней назад Оля рассказала мне, что у нее начинается новый период в жизни.

Оля Диброва – солистка группы DVOE

— Ну что, рассказывай, что там у тебя случилось?

— Ох…Ты же знаешь, что я очень позитивный человек и всегда стараюсь быть в тонусе. Но мне кажется, что эта зима будет очень сложной. И я, наверное, просто взяла и сдалась. Такая вот небольшая депрессия. Но я стараюсь с ней бороться. Вот даже губы красным нарисовала. Хочется разбавлять яркими цветами все черное, в котором я постоянно хожу. А еще, хочу себе фиолетовую шубу из искусственного меха и не знаю где ее найти. Но думаю она сама меня найдет. Я уже послала запрос во Вселенную.

— Как там DVOE?

— Нормально все. Даже хорошо. Нужно много работать для того, чтобы ускорять свои шаги к идеалу, который я чувствую. Декабрь – это все-таки время, когда хочется подводить итоги. Я понимаю, что в этом году я собой недовольна. Надо брать все в свои руки и не ждать, пока кто-то придет и даст тебе волшебный пендель. Все! Закончился уже тот период, когда я училась, жила в интернате и за мной был глаз да глаз.

— Ты жила в интернате?

— Да. Только в хорошем, а не в том, о котором ты подумал. Есть в Одессе особенная музыкальная школа-интернат, куда меня отправили родители в 12 лет. Я очень горжусь, что в моей жизни произошел такой переломный момент, потому что уехать от родителей в двенадцать и в двадцать шесть – это разные вещи. А в семнадцать я приехала в Киев и как-то все закрутилось, завертелось…

— До группы DVOЕ ты пела в проекте GORCHITZA.

— Да, а до этого, как и многие музыканты, я пела в барах и ресторанах. Самым приятным опытом была работа в ресторане «Липский особняк». Официанты любили меня угощать клубникой. Потом я садилась за рояль в черном платье, играла вступление к песне, начинала петь и наблюдала реакцию гостей в духе «О! Так она еще и поет?»

— Я тоже пел в ресторанах, кстати)

— Да ладно!

— Серьезно. Только я пел не под рояль, а под минусовки. Стас Михайлов шел на ура.

— Я так и знала)

— Кем ты хотела стать в детстве?

— Оу, ну это все очень скучно. Я хотела стать музыкантом, только постоянно в разных вариациях. Одно время хотела стать скрипачкой, но в Горностаевке ( Херсонская область прим. ред. ) скрипки не было, поэтому решила стать пианисткой.

— В Горностаевке, надеюсь, было пианино?

— В Горностаевке было, а дома нет. Помню, как нарисовала фортепианную клавиатуру на листике бумаги, поднесла маме и сказала — вот что я хочу. Сама записалась в музыкальную школу. Помню — зима, вьюга, а я иду заниматься! Дедушка меня водил через небольшую лесопосадку к дороге, а там я уже сама…

— Маленькая Диброва сквозь снег)

— Да) Влюбилась тогда в сына педагога по фортепиано, кстати. Ой, такая история была) И только из-за того, что он иногда сидел на занятиях, я старалась играть ну прям очень хорошо, чтобы при нем меня не ругали. А потом, лет так через десять, когда я уже жила в Киеве, случайно с ним встретилась в маршрутке.

— И что?

— Это был очень странный разговор)

— Ты подошла к нему?

— Он ко мне подсел, потому что рядом со мной было единственное свободное место! Я ему очень благодарна, он подтолкнул меня писать стихи. Такие сопливые, такие ванильные, но целые поэмы. О! Вспомнила! Вот была же история про «Руслана и Людмилу», а я написала «Илья и Ольга»)

— Ахахаха!)

— Ты была популярной девочкой в школе?

— Не понимаю, честно говоря. Я была серой мышкой с неровными зубами, отличницей такой. Но все равно, получалось так, что в меня чаще влюблялись, чем я. Помню, у меня была белая зимняя куртка и сзади на спине, что очень странно, был карман. И я всегда после школы доставала из этого кармана записки «Оля, я тебя люблю!». И на святого Валентина мне дарили больше всего валентинок!

— Карман трещал)

— Да) А все постоянно думали, что я с горбом хожу)

— Ахахаха)

— Был мальчик еще, который на каждый праздник дарил мне шоколадки. Выходил в центр класса и начинал свои речи в духе «Оля, в этот день я хочу тебя поздравить…» Даже когда-то подарил бижутерию-сердечко за три гривны!

— Ого! За целых три?

— Да! Тогда все было по-другому. Я пользовалась среди мальчиков какой-то странной, но популярностью. Умненькая была, наверное. Хотя, когда я начала приобретать какие-то женственные формы, все немного поменялось. У меня даже грудь начала расти поздно. Думала, что никогда и не вырастет. Представляешь? В четырнадцать у меня там вообще ничего не было. Кошмар! А потом чик-чик и появилась.

— Утром проснулась и вот она грудь?

— Да) Самый классный день в моей жизни)

— Ахаха, Диброва!)

— Куда поступила после школы?

— В институт музыки им. Глиера.

— Жила в общежитии?

— Конечно! Были и песни под жареную картошку на кухне, где полно тараканов. Иногда разговаривала стихами, когда было особенное настроение. Были и моменты, когда заканчивались продукты, а стипендия где-то там через неделю и мы немного подтыривали еду у одной девочки) Бывало всякое. Но не могу сказать, что в общежитии мне очень нравилось. Вот на третьем курсе была первая съемная квартира на Троещине.

— Ооо, расскажи.

— Это была квартира моего хорошего друга на то время. Он постоянно уезжал и позволил мне там жить за копейки. А потом начал подбивать ко мне клинья и в один прекрасный день сообщил мне, что если между нами ничего не будет, то к концу недели собирай вещи и проваливай. Ну я и уехала. Знаешь, куда?

— Куда?

— В самый центр! На перекресток Горького и Льва Толстого. Я ему очень благодарна за это) Жила год с тремя прекрасными девченками!

— Как ты попала в GORCHITZA, кстати?

— Ну, думаю, настало время правды. Во всех интервью рассказывала, что шла по супермаркету и мне позвонили. На самом деле, я шла по секонд-хэнду.

— Оля)

— Да) Я была на сэконде, искала какие-то интересные шмотки, мне позвонили, мол, приезжайте на прослушивание. Я взяла у своей знакомой классные брюки, футболку, туфли и поехала. Из моего на мне было только белье) В общем, я показала им свои вокальные данные и через некоторое время мне сказали «Да». Так я и попала в группу.

— Сколько ты там пробыла?

— Два года. И я бы очень хотела, чтобы коллектив продолжал работать, но только в том составе, который был до меня. Сейчас они были бы культовой группой, поверь мне.

— Как ты относишься к созданию семьи?

— Отлично! Но сейчас я понимаю, что мне важно построить себя классную. Такую, чтобы быть уверенной в себе, в гармонии. Знаю, что в моей жизни появится человек, который, конечно же, придет на все готовое, но я с радостью отдам ему все то лучшее, что смогу накопить за эти годы. Я хочу семейного покоя, но позже, не сейчас. Внутри меня есть маленькая уютная комнатка, которую мне хочется заполнить заботой о любимом мужчине, детьми и борщами) А пока у меня есть кот Ваня.

— Ваня? Почему Ваня?

— Есть три причины) Во-первых, мне очень нравится это имя, во-вторых, есть такой персонаж в русских сказках, как Иван-дурак и когда кот только появился у меня, я поняла, что это мое) И вел он себя реально как дурак. Ну а в-третьих, он очень невоспитанный)

— Как в песне Вани Дорна?)

— Что-то вроде того)

Мы много смеемся. Очень много. Я прошу цитаты из поэмы на один листик «Илья и Ольга», но вспомнить, увы, ничего не удается.

Поразительно, как часто в моей жизни появляются люди, которые делают что-то прекрасное своими силами, оставаясь при этом простыми и понятными.

— Ты счастлива?

— С одной стороны, да. Потому что я ощущаю в себе потенциал и знаю, что его можно круто реализовать. Но с другой стороны, мне не хватает терпения и усидчивости. А время бежит, Дим. Но я стремлюсь к своему идеалу и чувствую, что все получится.

Читать и слушать Олю в facebook

фото: Олег Онищук

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

«Я простой моряк, что я интересного расскажу» — так начинался наш разговор с Андреем. А после он скромно разоткровенничался: о мистике и суевериях на судне, о маскарадах на торговом флоте, даже о любви моряков к цветам. Как это: жить и работать в море, рассказывает «простой» второй механик машинного отделения Андрей Протосевич.— Почему ты выбрал море?

— Это романтично. Плюс в этом я видел единственный способ честно и хорошо зарабатывать. Ну и на мир посмотреть хотелось.

— Ты уже 12 лет работаешь на торговом флоте, «быть моряком» — стиль жизни или работа?

— Сейчас переросло в стиль жизни. Сначала это была работа — до 27 лет я ее не любил. Тогда хотелось быть дома, отдыхать. А потом работа стала частью меня. Теперь не представляю себя без моря.

— В каком возрасте ты пошел в первый рейс? Помнишь его? 

— Конечно помню! В 19 лет, я тогда учился в ОМРП (прим. ред. — Одесское мореходное училище рыбной промышленности им. капитана Соляника) на рефмеханика, и училище нам организовывало курсы мотористов, после которых отправляли на практику. Я получил «корочку» и попал на БМРТ (прим. ред. — большой морозильный рыболовный траулер, трал). Это был город на воде, плавучий завод, на котором было 160 человек экипажа. На трале мы ловили рыбу и там же выпускали консервы. За 1,5 недели мы изготавливали 1 миллион банок, за что членам экипажа выдавали по 0,5 литра вина, одной плитке шоколада и 2 банки сгущенного молока. Все как в СССР.

Но на мотористов мест не было, и меня взяли матросом. Однажды подошел подкурить к морякам, которые стояли на палубе и у нас завязался разговор. Они спросили мою фамилию, кто я по должности и разошлись. Спустя два часа по общесудовой связи объявили: «Матрос Протосевич поднимитесь в каюту старшого механика». Захожу, а там сидит тот дядька который больше всех смеялся, и говорит: «У нас моторист сбежал, пойдешь в машинное отделение работать?». Я, естественно, согласился. Вот так и начал с моториста 2 класса. На трале я встретил день рождения, но никто не знал об этом, и в этот день меня одного отправили чистить топливный танк. Вот тогда я понял, что такое взрослая жизнь. Это своего рода армия.— Ты когда шел в училище знал, кем хочешь быть?

— Я поступал на судомеханический факультет, но недобрал на бюджет 4 балла. У родителей на тот момент не было возможности платить контракт, и я собирался ехать домой. В коридоре училища встретил парня, с которым сдавал экзамен, он узнал что я не поступил и  говорит: «Вот там за углом по корридору всех берут, я только что оттуда и уже рефмеханик, иди». На факультете был недобор и брали всех. Я прошел на бюджет, но очень жалею, что не учился. Сегодня мне приходится открывать книги по рефустановкам, конспекты (спасибо родителям, что сохранили) и учиться заново.

— Какая у тебя сейчас должность?

— 2-й механик. Я заведую  машинным отделением. Все механики и мотористы подчиняются мне и стармеху. Когда в 19 лет пошел в море, поставил себе цель: в 21 год стать 3-м механиком, в 28 лет – 2-м механиком, а в 32-33 –стармехом. Пока все идет по плану.

— Ты хочешь стать стармехом?

— Хочу, но мне пока рано. Еще не чувствую себя стармехом, морально. Сейчас еще есть интерес, есть к чему идти. А стармех – это все, высшая точка.— Алкоголь на судне…

— Приветствуется, честно говоря. Но я последние несколько лет в рейсе не пью. Вообще. Только когда дома. Судно – это механизм, где каждый член экипажа выполняет свою функцию. Если кто-то ее будет выполнять плохо, это может стать большой проблемой и последней для всего экипажа. Поэтому необходим постоянный контроль над собой.

— Как это: долгое время находиться на судне? Я знаю случаи, когда молодые моряки выбрасываются за борт в первом рейсе, это правда?

— При мне такого не происходило, но о таких вещах я слышал. За борт выбрасываются только когда дома проблемы, а из-за того что в море тяжело – таких случаев не было. Среди моряков есть поверье: на том судне, где произошло несчастье, остается дух этого человека. Это правда. На протяжении всего времени пока судно находится в работе, у команды что-то постоянно режется, ломается без объяснимых причин. А если несчастье произошло в машинном отделении, филиппинцы и индонезийцы не приедут работать на это судно. Они даже спускаться туда не будут, и имеют полное право уехать домой. Для них это табу, а наши люди работают.

— Тяжело ли после «большой земли» привыкнуть к морю?

— Все наоборот. Гораздо сложнее обосноваться здесь после рейса. В море я чувствую себя более комфортно. За 2 недели ты выучиваешь характер и особенности всего экипажа. Знаешь, кто чем дышит, кто на что способен. На суше все сложнее.— Что ты больше всего любишь и не любишь в своей работе?

— В работе люблю одиночество: мне нравится быть наедине с самим собой. Что не люблю… Да нет такого. Все нравится.

— Как моряки развлекают себя на судне?

— По-разному. Я читаю книги, играю в баскетбол или в настольный теннис, в бассейн могу сходить. Все это есть на судне. Иногда хочется в каюте иметь что-то живое, компаньона. В предыдущем рейсе у меня был цветок, я сорвал его в одном из портов Филлипин. Он жил у меня в каюте, а когда я уезжал домой, передал его сменщику. Так моряки на пароходах разводят сады.

— Давай поговорим о традициях. У моряков они есть?

— Есть. Главная морская традиция — это обряд посвящения, когда моряк первый раз проходит экватор. На судне устраивают костюмированное шоу с Нептуном, чертями и русалками. Все переодеваются, готовятся три дня. Задача экипажа — устроить посвящение в моряки. Происходит это так: берется мука и высыпается в таз с круглым дном, на дно ставится ключ. Моряк без рук должен окунуть лицо в морскую воду, потом в муке зубами достать ключ, после чего отдать его Нептуну, который стоит на выходе из чистилища. Чистилище – это 6-7 метровый полиэтиленовый мешок с двумя выходами, который изнутри заполняется мазутом, маслом и другими жидкостями. Моряк должен голый пролезть через него. Пройдя чистилище, Нептун дает ему выпить кружку забортной морской воды, ну а потом виски или джин — что будет. Только после этого он становится настоящим моряком. Я такое посвящение прошел в 21.

А еще «старые» моряки любят подшучивать над кадетами, рассказывая о том, что когда судно проходит экватор, в океане будут стоять столбы и их нужно найти. И каждый раз, все, абсолютно все новички выбегают на палубу искать столбы в открытом океане.   — С пиратами сталкивались?

— Нет, к счастью.

— Море, оно зовет? Как ты это ощущаешь?

— Зовет. Чувствую, когда тоска нападает по морю, по работе. Хочется выйти в открытый океан, послушать шум воды. Через месяц на суше уже начинаю тосковать.

— Личная жизнь в море. Насколько сложно ее строить, когда вторая половинка на суше?

— Скажу, что это гораздо интереснее и романтичнее, чем каждый день находиться вместе. Каждый раз как в первый, приходишь домой и снова начинаешь отношения с тем человеком, которого уже знаешь. И, кстати, не все моряки гуляют — большинство из них «нормальные» (смеется). Я вот не гуляю. Правда. Я люблю только наших женщин.— Моряк, отчасти, путешественник. Где успел побывать? Что впечатлило?

— Спроси, где я не был — так проще. Это Австралия и Куба. Очень впечатлила Аляска: там неделями над океаном стелются туманы и штормы красивые.

— Что для тебя счастье?

— Радоваться тому, что есть. Когда родные и дорогие мне люди здоровы. Это и есть счастье. И самому, конечно, не плошать.

Фото: Dmitriy Gordienko

Текст: Svetlana Boiko

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.